Я убрала стул и отперла дверь. Потом отступила назад – слишком поспешно пожалуй – и оказалась у дальней стены. Руки я завела за спину, так и не отложив пистолет. Вряд ли Ричард на меня нападет, но никогда я его таким не ощущала. Его гнев будто камнем улегся у меня под ложечкой.

Ричард осторожно открыл дверь, будто тщательно обдумывая каждое движение. Его самообладание было зыбкой границей между мной и его гневом.

Шесть футов один дюйм, широкоплечий, с отлично вылепленными скулами и широким мягким ртом. На подбородке ямочка, и весь он даже слишком красив. Глаза – потрясающие шоколадно-карие, как всегда, только выражение муки в них было новым. Волосы густой волной спадали на плечи, каштановые, с такой примесью меди и золота, что надо бы для этого цвета придумать отдельное слово. Каштановые – слишком тусклое слово, а волосы у Ричарда тусклыми не были. Когда-то я любила перебирать их, захватывать горстями, когда мы целовались.

На Ричарде была кровавого цвета майка, открывавшая мускулистые плечи и руки. Я знала, что каждый видимый дюйм его тела – и каждый невидимый – были золотисто-загорелые. Но это не был загар, просто натуральный цвет его кожи.

Сердце у меня забилось в горле, но не от страха.

Ричард оглядывал меня в черном вечернем платье. Косметику я с лица стерла, волосы растрепались, и я ощутила, как реагирует на меня его тело. Будто меня самое свело судорогой желания. Мне пришлось закрыть глаза, чтобы не смотреть на его джинсы и не видеть того, что я и так чувствовала.

Я открыла глаза. Ричард не двинулся с места. Он просто стоял посреди комнаты, сжав руки в кулаки, дыша чуть сильнее обычного. Глаза у него были дикие, слишком большими стали их белки, как у лошади, которая вот-вот понесет.

Я первой обрела голос.

– Ты сказал, что нам надо поговорить. Вот и говори.

Сказала я это так, будто у меня перехватило дыхание. Будто я ощущала биение сердца Ричарда, подъем и опускание его груди, как свои собственные. Такое у меня бывало с Жан-Клодом, но с Ричардом – никогда. Если бы мы продолжали видеться, это было бы заманчиво. Сейчас это только смущало.

Он разжал кулаки, согнул пальцы, борясь с желанием сжать их снова.

– Жан-Клод говорил, что защищает нас друг от друга. Чтобы мы не сошлись слишком близко, пока не будем готовы. До этой минуты я ему не верил.

Я кивнула:

– Да, это очень неудобно.

Он улыбнулся и покачал головой, но улыбка не убрала злости из его глаз.

– Неудобно? И это все, Анита? Всего лишь неудобно?

– Ричард, ты сам ощущаешь, что я сейчас чувствую. И сам можешь ответить на свой дурацкий вопрос.

Он закрыл глаза и соединил руки перед грудью, сдвинул ладони с такой силой, что плечи у него задрожали и мышцы натянулись как тросы.

Я почувствовала, как он от меня отодвигается, хотя это слово и не передает ощущения полностью. Было так, будто он воздвигает между нами стену. Кто-то из нас должен был это сделать, а я об этом не подумала. Вид Ричарда, ментальное ощущение его превратило меня в пульсирующий сосуд гормонов. Нет, словами это не передать.

На моих глазах напряжение отпускало его, мышцу за мышцей, медленно, почти как во сне, тело его стало спокойным, умиротворенным. Я никогда не владела медитацией в такой степени.

Он опустил руки и посмотрел на меня:

– Так лучше?

– Да, спасибо.

Он покачал головой.

– "Спасибо" здесь ни при чем. Либо я взял бы себя в руки, либо убежал бы с воем.

Мы стояли, глядя друг на друга, и молчание повисло тяжелой пеленой.

– Чего ты хочешь, Ричард?

Он засмеялся придушенным смехом, от которого краска бросилась мне в лицо.

– Не надо, ты понял, что я имею в виду.

– Да, – сказал он. – Я знаю, что ты имеешь в виду. Ты сослалась на свое положение лупы, пока меня не было в городе.

– Ты насчет зашиты Стивена?

Он кивнул.

– У тебя нет права выступать против явно высказанных приказов Сильвии. Я оставил командовать ее, а не тебя.

– Она сняла с него защиту стаи. Ты знаешь, что это значит?

– Знаю лучше тебя. Без защиты доминанта он добыча каждого, кто его захочет. Как леопарды после того, как ты убила Габриэля.

Я отвалилась от стены.

– Если бы ты мне сказал, Ричард, что с ними произойдет, я бы им помогла.

– Правда? – спросил он, показывая на мой пистолет. – Или ты бы просто их поубивала?

– Нет. Этого хотела Сильвия, а не я.

Но я стояла с пистолетом в руке и не знала способа, чтобы отложить его непринужденно.

– Я знаю, Анита, как ты ненавидишь оборотней. Я думал, что тебе глубоко на них плевать, и все так думали, иначе бы кто-нибудь тебе об этом сказал. Все считали, что тебе все равно. Думали, что, раз ты могла отвергнуть любимого лишь потому, что он превратился в монстра, что ж тогда говорить о чужаках?

Он был намеренно жесток. Никогда я не видела, чтобы он специально делал кому-нибудь больно – вот так всадить нож и еще повернуть, чтобы было больнее. Это было мелочно, а мелочным Ричард не был никогда.

– Ты знаешь, что это было не так.

– Правда? – Он сел на кровать, зачерпнув горстями простыню. Поднес к лицу и сделал глубокий вдох, при этом его злобные глаза не выпускали меня. – Твой запах все еще волнует меня, как наркотик, и я ненавижу тебя за это.

– Не забудь, я только что провела пару минут у тебя в голове, Ричард. Ты не ненавидишь меня. Иначе тебе было бы легче.

Он скомкал простыню у себя на коленях, пальцы туго сжались в кулаки.

– Любовь побеждает не все? – спросил он.

– Нет, не все. – Я покачала головой.

Он встал почти свирепым рывком, заходил по комнате узкими кругами. Подошел ко мне. «Магии» не было, просто двое стояли лицом друг к другу. И все равно было трудно находиться так близко от него. Трудно знать, что больше мне не дозволено его коснуться. Черт возьми, не должно было быть так тяжело! Я же сделала выбор.

– Ты не была моей любовницей, ты даже не была моей подругой. Ты не оборотень. Ты не можешь быть лупой.

– Ты действительно сердишься на меня за то, что я защитила Стивена?

– Ты приказала членам стаи защищать его и того леопарда. Ты пригрозила, что убьешь их, если они ослушаются. У тебя не было на это права.

– Ты дал мне это право, когда сделал меня лупой. – Я подняла руку, чтобы он меня не перебил. – И нравится тебе это или нет, хорошо получилось, что у меня было влияние, которое я смогла бросить на весы. Если бы не оказалась на месте, Стивен мог бы сейчас быть мертв. А Зейн устроил бы в больнице побоище. Ликантропам не нужна лишняя плохая пресса.

– Анита, мы монстры. У монстров хорошей прессы не бывает.

– Ты сам в это не веришь.

– Ты веришь, что мы монстры, Анита. Ты это доказала. Для тебя лучше спать с трупом, чем терпеть мое прикосновение.

– Что ты хочешь от меня услышать, Ричард? Что я сожалею, что не могла с собой справиться? Я сожалею. И мне до сих пор неловко, что я побежала в постель Жан-Клода? Неловко. Что я стала о себе худшего мнения, когда не смогла любить тебя, увидев, как ты съел Маркуса?

– Ты хотела, чтобы я его убил.

– Если бы ты этого не сделал, он бы убил тебя. Так что – да, я хотела, чтобы ты убил Маркуса. Но есть его я тебе не приказывала.

– Когда член стаи погибает в борьбе за господство, пируют все. Это способ воспринять его энергию. Маркус и Райна не исчезнут совсем, пока жива стая.

– Вы и Райну съели?

– А как ты думаешь, куда девались тела? Ты же не считаешь, что твои друзья из полиции их спрятали?

– Я думал, это устроил Жан-Клод.

– Так и было, но грязную работу сделала стая. Вампиры не интересуются телом, если оно уже остыло. Если нет теплой крови, они его не захотят.

Я чуть не спросила, предпочитает он теплое мясо или холодное, но не спросила. Не хотела слышать ответ. Весь разговор ушел куда-то не туда, куда бы мне хотелось. Я посмотрела на часы:

– Ричард, мне пора.

– Пора выручать своих леопардов?

Я посмотрела прямо ему в глаза: